Владислав РАДИМОВ

Радимов Владислав Николаевич. Полузащитник.

Родился 25 ноября 1975 г. Футболу учился в СДЮШОР "Смена". Первый тренер Марк Абрамович Рубин.

Выступал за "Смена-Сатурн" Санкт-Петербург (1992), ЦСКА Москва (1992-1996), "Сарагоса" Сарагоса, Испания (1996-2000), "Динамо" Москва (1999), "Левски" София, Болгария (2000), "Крылья Советов" Самара (2001-2002). С 2003 г. играет за "Зенит" Санкт-Петербург.

Бывший полузащитник ЦСКА, уже третий сезон выступающий в испанской "Сарагосе", один из тех, с чьим именем в России связывают надежды на возрождение сборной. В 16 лет Владислав Радимов уже играл в основном составе ЦСКА, в 18 - в национальной сборной России, в 20 - провел все три матча на чемпионате Европы в Англии, после чего отправился покорять Испанию. Я не сомневался, что в "Сарагосе" наш самый талантливый футболист 90-х (по игровой манере он напоминает Йохана Кройфа) превратится в звезду мирового класса. Увы, пока ожидания не оправдались. Почему? Чтобы ответить на этот вопрос, я побывал у Радимова в Сарагосе, где он живет с женой Лорой и дочкой Сашей. В течение трех дней мы подолгу беседовали с Владиславом, чей монолог "СЭ журнал" предлагает читателю.

Мамчур
21 декабря прошлого года я прилетел на неделю из Сарагосы в Москву. Чтобы не выйти из формы, по вечерам мы с Рамизом Мамедовым поигрывали в мини-футбол. Однажды, когда уже собрался в Олимпийскую деревню, позвонил Сергей Мамчур. Попросил немного денег взаймы. Я сказал, что сейчас завезу, и помчался в сторону "Динамо" - в том районе он с женой и двумя детьми снимал квартиру. Я незадолго до отъезда в Испанию себе квартиру выбил, а Серега не такой человек, чтобы у начальства что-то просить. Как и Денис Машкарин, который играл в ЦСКА с 1992 года, а своего угла так и не имел. Его и Мамчура, который и на поле, и в жизни никогда никого не подводил, все обещаниями кормили.

Настроение у Сергея было неважное, и я предложил ему составить мне компанию. Он согласился, но, сославшись на усталость после тренировки в ЦСКА, играть с нами не стал.

"Лучше за тебя поболею", - сказал он и стал наблюдать за нашей "битвой гигантов". Когда же она завершилась, Мамчура в зале уже не было. А утром мне по телефону сообщили, что Серега умер. Я выронил трубку из рук, по щекам потекли слезы, хотя сразу и не смог поверить в случившееся. Мамчуру ведь было всего 25 лет...

Я был на панихиде в Москве, потом хотел вместе с Минько, Семаком и Гришиными сопровождать гроб в Днепропетровск, но опаздывать, пусть даже на сутки, в "Сарагосу" не имел права. Игроки "Сарагосы", узнав о смерти Мамчура, спросили: "Ты хорошо его знал?" "Он был моим лучшим другом", - ответил я. После этого все затихли - словно минутой молчания испанцы, аргентинец, швед, парагваец, бразилец решили почтить память замечательного украинского парня.

Рапира
Каких только травм у меня не было - и вывихи, и переломы (в 17 лет даже два), но хуже любой травмы - зубная боль. Между тем мои родители, стоматологи, постоянно следили, чтобы с зубами у меня все было в порядке. Только к ним за помощью я ни разу не обращался. Из маминого кресла наверняка бы сбежал, как только она включила бы бормашину. Рядом с чужим человеком себе такого не позволишь - будешь терпеть до конца.

Родители, которые работали по 12 часов в день, никогда не настаивали, чтобы я пошел по их стопам. Они не хотели только, чтобы их единственный сын слонялся по квартире без дела, шлялся по дворам или торчал в подъезде. И были рады, когда я занялся фехтованием. На дорожке с рапирой в руках я чувствовал себя д'Артаньяном. Мне нравилось опережать соперника - каждому удачному уколу радовался как ребенок. Да и было мне всего десять лет. Фехтовальная карьера долгой не получилась, но, прежде чем поставить в ней точку, добился кое-каких успехов - стал третьим призером в первенстве Ленинграда среди своих сверстников.

А фехтовать перестал потому, что на разминках перед тренировками нам давали минут десять погонять футбольный мяч. Вот от чего приходил в полный восторг. И когда меня, третьеклассника, приняли в футбольную школу "Смена", без раздумий раз и навсегда покончил с фехтованием.

"Смена"
С одной стороны, родители были рады, что, пройдя огромный конкурс, я был зачислен в футбольную школу, с другой... "Футболист - это не профессия", - не уставала повторять мама, заметив, что учеба отошла у меня на второй план. Уроки действительно делать было некогда. Утром и вечером тренировки, а домашние задания я делал по дороге в школу в 93-м автобусе, хотя за 40 минут все задачки по математике не решишь. Выручали девчонки-отличницы - давали списывать перед уроками и на переменах. Я не вундеркинд - пятерок в моем дневнике было немного, но и в отстающие старался не попадать. Мне безумно хотелось играть, а наш тренер Марк Абрамович Рубин двоечников к тренировкам не допускал.

Играли мы по системе 4-3-3, в которой Рубин отводил мне роль опорного полузащитника. С тех пор куда меня только не ставили (в стыковом отборочном матче против Италии в Неаполе, по существу, правого защитника играл), но комфортнее всего чувствовал себя в центре средней линии.

Не сказал бы, что чем-то сверхособенным выделялся среди сверстников, но однажды Александр Кузнецов, тренер юношеской сборной страны, вызвал на сборы. Там я познакомился с Димой Хохловым. Правда, меня, в отличие от него, в эту сборную больше не приглашали. Да и в команде третьей лиги "Смена-Сатурн" повышенным вниманием не баловали. Но я не отчаивался и надеялся, что когда-нибудь примерю футболку "Зенита". Моя комната была обклеена фотографиями знаменитых игроков и команд - вырезками из журналов, а на самом видном месте красовался портрет Валерия Брошина с автографом, который посчастливилось взять. Тогда и думать не смел, что пройдет несколько лет, и мы будем играть в одной команде. Только не в "Зените", куда меня никогда не звали, а в ЦСКА. Когда же на турнире в Сарагосе нас с Брошиным поселили вместе, я был на седьмом небе от счастья.

Через пару лет я снова приехал в Сарагосу. Один. Без ЦСКА и без Брошина. Быть может, поэтому и не испытал той радости, которую пережил в первый приезд.

ЦСКА
Мне было 16 лет, когда Степан Петрович Крысевич привез меня в Москву в ЦСКА. Вместе с другими иногородними игроками дубля - Хохловым, Шуковым, Демченко, Агеевым, Цаплиным, Мельниковым - мы жили в скромном пансионате при стадионе на Песчаной улице. Платили так мало, что иногда не хватало денег даже на еду. Выручали посылки из дома от родителей. Гостинцы делили на всех поровну. Помню, с каким удовольствием поглощали демченковское запорожское сало, фрукты и рыбу Хохлова, нашу питерскую сырокопченую колбасу!

На витрины магазинов модной одежды не заглядывались. Тренировочные костюмы с буквами ЦСКА на спине нас вполне устраивали, и мы разгуливали в них по городу. Мимо к памятнику Пушкина на свидание или дискотеку в "Олимпийский" спешили казавшиеся нам сытыми и нарядными ровесники-москвичи. Я, вынужденный жить по распорядку, в душе завидовал их раскованности и свободе. Но сейчас, вспоминая те непростые дни в чужом городе, все чаще и чаще ловлю себя на мысли, что это было замечательное, время. Быть может, лучшее в моей жизни. Время товарищества, надежд и мечтаний.

В декабре прошлого года Коста, тренер "Сарагосы", спровоцировал меня на скандал, и я твердо решил уйти из команды. Все равно куда. Конфликт получил огласку, и мне стали звонить из разных клубов, в том числе российских - "Динамо", "Торпедо", "Зенита". Но если бы вернулся на родину, то только в ЦСКА. Хотя бы ради болельщиков, которые меня очень любили. И я их любил. И будь я в ЦСКА, когда Тарханов с несколькими ребятами уходил в "Торпедо", то при всем уважении к Александру Федоровичу остался бы в армейской команде, за которую впервые сыграл в 16 лет.

Это было в Находке, куда многие не поехали, и Геннадий Костылев выпустил меня в середине второго тайма. При Костылеве я сыграл всего четыре матча. Зато пришедший ему на смену Борис Копейкин верил в меня и неизменно ставил в состав. А на отношение Тарханова и вовсе грех жаловаться. Я, похоже, был его любимчиком, и то, что он не прощал в игре другим, к примеру, Ильшату Файзуллину, мне, как говорится, сходило с рук.

Та команда могла многого добиться, но мы были молоды, порой играли на публику, делили матчи на главные и второстепенные. Может быть, поэтому самые яркие игры я провел против "Спартака" и забивал в его ворота чуть ли не регулярно, кто бы их ни защищал.

Однако голы никогда не были для меня самоцелью. Всегда радовался удачам партнеров, забивавших после моих передач. Меня называли лидером команды, но таковым себя не ощущал. Лидер тот, кто, не потеряв самообладания в экстремальной ситуации, готов повести остальных за собой. Я же, если играли дома и долго не могли забить, начинал нервничать, а иногда в сердцах даже просил, чтобы меня заменили.

Взрослел я не так быстро, как хотелось тренерам. Но постепенно моя игра становилась осмысленней, рациональней. Я уже не лез с мячом, например, на пятерых соперников, чаще играл в пас, а если пас не проходил, винил в этом себя, а не партнера, не сделавшего шаг навстречу мячу. Пресса меня хвалила. В газетах писали, будто бы Радимов чуть ли не в одиночку выиграл тот или иной матч. Я на это не обращал внимания, потому что знал: у нас в команде каждый делает свое дело. Но вы не представляете, как корил себя после провальных матчей! И в том, что мы ни разу не выиграли чемпионат или Кубок, тоже ощущал свою вину. Возможно, карьера в России сложилась бы более удачно, если бы я согласился перейти в "Спартак", куда меня приглашал Олег Романцев.

Однако уйти в "Спартак" значило играть против ЦСКА. Против ребят, с которыми связывала крепкая дружба, против команды, так много для меня сделавшей. Я отказался и никогда об этом не жалел.

Сборная
В августе 1994-го меня впервые пригласили в сборную. В родном Питере перед закрытием Игр доброй воли наша команда встречалась со сборной мира. Я вышел на замену и забил. Вскоре Романцев вызвал меня на товарищеский матч с австрийцами. Мы победили - 3:0, а я играл весь второй тайм.

Я понимал, что за красивые глаза в сборную не берут. Но был уверен и в том, что, если бы Тарханов, будучи главным тренером ЦСКА и ассистентом Романцева в сборной, не настоял на моей кандидатуре. Олег Иванович обошелся бы и без меня. В его распоряжении были футболисты, которых знала вся Европа. Не сомневался, что в официальных матчах отдадут предпочтение им. И когда 19 ноября, за неделю до моего дня рождения, в Глазго на установке перед отборочной встречей чемпионата Европы с шотландцами не услышал своей фамилии, не огорчился, потому что считал за честь попасть даже в число запасных.

И вдруг за 15 минут до начала игры Кирьяков, прихрамывая, идет к скамейке. "Выходи на поле, будешь играть", - говорит Романцев и вкратце объясняет мои функции.

Если бы за три дня до матча сообщили, что выйду в основном составе, то наверняка провел бы несколько бессонных ночей. Меня ведь легионеры, прошедшие огонь, воду и медные трубы, вообще толком не знали. Неудивительно, что Андрей Канчельскис то и дело путал мое имя, на что я не обижался.

Меня бросили в "бой" настолько неожиданно, что даже испугаться не успел. Вошел в игру спокойно. Когда получают мяч, стремился его не потерять - об этом в первую очередь и просил меня Романцев. Играл рядом с легионерами и восхищался ими. А когда Шалимов послал мяч метров на 40 и он опустился в той самой точке штрафной, куда примчался Радченко, а перед ним был только вратарь, я чуть с ума не сошел. Даже не от радости после забитого нашей командой гола, а от фантастической передачи - это ж надо так видеть поле и чувствовать партнера!

Я не сделал в той игре, завершившейся вничью, ничего особенного. Быть может, поэтому было вдвойне приятно, когда в раздевалке после матча Шалимов пожал мне руку и поблагодарил. Шалимов, да и другие наши "иностранцы" - Канчельскис, Колыванов, Онопко - поразили меня не только мастерством, но и манерой поведения. Они держались естественно и разговаривали так, будто мы лет десять играли вместе. Видели они во мне конкурента или нет, но их поддержку, которая новичку сборной нужна как воздух, я ощущают постоянно.

Черчесов
На сборах нашей национальной команды - в Новогорске, Тарасовке или за границей - моими соседями по комнате были Бушманов, Мамедов, Хохлов. Но однажды, перед товарищеским матчем с немцами в Лужниках, меня поселили в одном номере с Черчесовым. "Будет учить жить", - предупредили меня те, кто хорошо знает Стаса.

- Значит, так. - многозначительно произнес Черчесов, когда я поставил сумку посреди комнаты, - порядок здесь должен быть идеальным. Если уж Добровольского за день перевоспитал, то с тобой и подавно справлюсь.

Должен заметить, что Черчесов - футболист для России уникальный. За всю жизнь не выкурил ни сигареты, ни капли спиртного в рот не взял. Очевидцы рассказывают, что даже в день рождения "джигит", как зовут Черчесова в сборной, кавказские тосты произносит и ставит бокал на стол.

- Режим, друг мой, великая вещь. Даже не представляю, как с больной головой можно на тренировку выйти. А глядя на вас, молодых, удивляюсь: вам надо с мячом спать, а вы под подушку мобильные телефоны кладете, - рассуждал Черчесов, лежа на постели после отбоя. И вдруг вскочил на ноги и попросил меня встать напротив. Я, подчиняясь его команде, отложил в сторону номер "СПОРТ-ЭКСПРЕССА", который собирался почитать перед сном.

- Вот ты сегодня в "двусторонке" оказался один на один с Хариным и не забил, - начал мой сосед, приняв вратарскую стойку. - А все потому, что перехитрил он тебя: ближний угол закрыл, а ты, как и подсказывала логика, пробил в дальний. Харин только этого и ждал. А сыграл бы нестандартно, вопреки логике, наверняка бы мяч в сетку попал.

Тот урок я запомнил, и через год в матче ЦСКА - "Спартак", когда Черчесов рванулся мне навстречу, приготовившись отразить удар в дальний угол, пробил в ближний...

После игры Стас поздравил меня с голом:

- Молодец! Только признайся честно - мяч-то у тебя с ноги свалился, поэтому в ближний угол и попал?

- Нет, Стас, не свалился. Ты же сам меня учил, что бить надо туда, куда меньше всего вратарь ждет.

Мы рассмеялись, и в обнимку пошли в туннель динамовского стадиона.

"Сарагоса"
Родителей своих я уважаю и, конечно, с ними нередко советуюсь. Но не забываю при этом, что они - люди своего времени. В наше - принимать решения надо самому. В 18 лет мог попасть в мадридский "Реал", но отказался - чувствовал, рановато. Правда, опытные футболисты, с которыми встречался в сборной, говорили, что чем скорее окажешься в зарубежном, профессиональном клубе, тем лучше. И язык быстрее выучишь, и уклад жизни проще поменять, и в игре начнешь прогрессировать быстрее, нежели в России. Что касается контракта, то его надо подписывать, когда ты на коне.

Я не ощущал себя полноправным игроком сборной ни до прихода Романцева, ни после его ухода. А вот при нем меня регулярно вызывали на сборы, и не случайно свой лучший матч за сборную я сыграл весной 1996 года в Брюсселе против бельгийцев. Мне поручили опекать самого Шифо, и я не только не дал ему, потрясающему диспетчеру, свободно дышать, но и обратил на себя внимание нескольких скаутов из разных стран, специально прибывших на матч (правда, набегался так, что чуть не умер от усталости в раздевалке). Вскоре появились предложения от севильского "Бетиса" и "Сарагосы". Тарханов не хотел меня отпускать, но я был категоричен - уеду! В конце концов тренер сдался, и в Англии во время чемпионата Европы я подписал контракт с "Сарагосой", условия которого были оговорены еще в Москве. Я знал, что это крепкий испанский клуб, выигравший Кубок Испании и Кубок кубков. Меня вовсе не смущало, что в этой команде не было ни одного русского. Не сомневался: скучать не придется.

Ожидания оправдались. И на тренировках, и в игре пришлось работать на износ. В России, в матчах с "Уралмашем" или "Жемчужиной", можно было не выкладываться и все равно победить. В Испании таких игр не бывает. В ЦСКА я имел право импровизировать, в "Сарагосе" надо неукоснительно выполнять задания тренера. Иначе - скамейка запасных.

Дебютировал в Севилье, где мы выиграли со счетом 2:1, Виктор Фернандес. который минувшим летом принял "Сельту", отвел мне непривычную роль правого полузащитника. Но видно я справился с ней, потому что меня поставили и на следующий матч. Первый сезон сложился для меня удачно. Сыграл 25 встреч, правда, забил всего два гола. Но ведь и в ЦСКА я никогда не отличался результативностью - 14 голов за три с половиной чемпионата.

Увы, другого Виктора - Эспараго, сменившего Фернандеса, я почемуто разочаровал сразу и надолго. Уже после двух занятий уругваец, кстати, забивший в 1970 году на чемпионате мира в Мексике скандальный гол в наши ворота, безапелляционно заявил: "Этот человек не знает языка и не хочет трудиться!" И отправил меня в запас. К счастью, он сам проработал в "Сарагосе" лишь три месяца, за которые в 11 матчах команда взяла четыре очка. Я же в это время появился на поле лишь раз, сыграв последние 20 минут против "Компостелы".

С уходом уругвайца мои беды не кончились. Когда вернулся из Неаполя, где играл за сборную, наш новый тренер Коста не включил меня даже в число 16-ти. В следующей встрече я был в резерве, но на поле не вышел. А в перерыве кубкового матча с клубом третьей лиги, в котором играл с самого начала, я в резкой форме ответил тренеру на замечание, которое он мне бросил со скамейки.

Прекрасно знаю свои недостатки. Мне не хватает терпения, порой бываю невыдержан. Если ко мне несправедливы, могу вспыхнуть, как спичка. Так произошло и в тот злополучный день в раздевалке "Сарагосы". Но я чувствовал себя правым и просить извинения не собирался.

Не знаю, чем бы закончился наш конфликт с тренером, если бы не президент "Сарагосы" Альфонсо Соланс (его отец, умерший недавно, как раз и подписывал со мной контракт). Он поговорил со мной и с Костой и убедил, что в интересах команды мы должны заключить перемирие. Между тем я внутренне был уже готов расстаться с "Сарагосой".

Вообще-то в "Сарагосе" никому не гарантировано место в основном составе, разве что защитнику Альберте Бельсуе. Он в Сарагосе родился, всегда выступал за ее клуб, выиграл вместе с ним Кубок Испании и Кубок кубков. Бельсуе пользуется в команде особым уважением, а завоевать его уважение не так-то просто. И потому, не скрою, было приятно, когда Альберте пригласил меня в компании с несколькими игроками "Сарагосы" на свой день рождения.

Я подарил ему ушанку, о которой он мечтал с тех пор, как увидел ее однажды в модном журнале. Альберте примерил шапку и едва ли не весь вечер в ней просидел.

Для испанцев Россия - экзотическая и загадочная страна. Игроки "Сарагосы" до сих пор поражаются, как можно в 30 градусов мороза ходить по улицам. И когда рассказываю им, как русские дети в такую погоду часами играют в снежки и катаются на коньках, они только за голову хватаются. Я же сочувствую испанцам. Им не дано понять прелесть русской зимы. А мне ее здесь так не хватает!

Гол
Я не голеадор, забиваю редко, и потому перед глазами каждый гол. А уж тот, что забил в ворота сборной Бразилии два года назад, не забуду никогда.

Помните анекдот про ватерполиста, которому все орали: "Отдай мяч Гиви!"? Вот и мне, когда я подхватил мяч в центре поля и двинулся к воротам бразильцев, начали кричать и игроки, и тренеры, и болельщики: "Бей!" Но ударил я не из-за крика, а потому, что не было сил бежать дальше. И вот чудо! Мяч вонзился в самую "девятку"! Жаль только, что это произошло в товарищеском матче на "Динамо", а не на чемпионате мира во Франции, куда мы не попали по собственной вине.

Взросление
Перед началом нынешнего чемпионата Испании я заболел. Было до слез обидно, потому что в это время наша сборная готовилась к матчу с Украиной. Иной раз кажется, что жизнь забирает у меня то, что дала авансом, а я не смог с ней вовремя рассчитаться. Раньше бы, наверное, отчаялся, но сейчас... После трагедии, случившейся с моим другом Сергеем Мамчуром, многое переосмыслил, переоценил. И научился радоваться каждому прожитому дню. Понял, что пока живешь, все можно изменить к лучшему, тем более когда тебе всего 22 года.

Леонид ТРАХТЕНБЕРГ.

БРЕЮСЬ НА ФАРТ

Гостем Северо-Западного представительства "Российской газеты" стал Владислав Радимов. Футболист с уникальной судьбой - родившись в Санкт-Петербурге, он только в 27 лет надел футболку клуба из родного города.

За пять месяцев Владислав полностью освоился в "Зените" и стал авторитетным капитаном как на поле, так и за его пределами. Радимов профессионален во всем - когда мы позвали его на встречу в редакцию, он не отнесся к этому как к тяжелой повинности, а подарил нам на редкость содержательную беседу, ни словом, ни жестом не дав понять, что куда-то спешит или опаздывает. А ведь мог бы смело отдыхать дома, устроить себе сиесту, как это принято днем в Испании, где Влад провел несколько сезонов. Тем более конец июля в Петербурге выдался невероятно жарким и душным, и наш гость первым делом пожаловался на погоду.

- Представляете, мы в таких условиях играем! А ведь и тем, кто просто сидит на трибуне, не слишком уютно. С другой стороны, мне не привыкать. Самые четкие воспоминания остались, конечно, от испанской жары. Помню свой дебют в "Сарагосе" - я только приехал, практически сразу была первая игра. Жара - 44 градуса, матч начинается в 5 вечера, полный стадион болельщиков. Я играл, представьте себе, крайнего хавбека. После игры мне смело можно было вызывать "скорую помощь". С тех пор мне уже, похоже, никакая погода не страшна.

- Вы играли крайнего полузащитника? Вообще-то Радимов - такой футболист, которого важно использовать с максимальной пользой на любой позиции.

- Я сначала был немного удивлен, потом привык. Считаю, что если ты хочешь играть в футбол, то сыграешь на любой позиции. Прав Лобановский - в современном футболе все больше заметна универсализация, и каждый игрок должен уметь играть не только в нападении, но и в защите. И наоборот.

- Но ведь физические кондиции у всех разные.

- Это верно. Но многое зависит и от того, как ты готовился к матчу. Когда лег спать, что ел, что пил, чем занимался накануне игры. Если не до конца отработал на тренировке - это обязательно скажется в игре.

- Когда ты к этому пришел?

- Наверное, в Испании. Это в 18 лет я мог до 6 утра гулять на дискотеке, потом, не выспавшись, к 12 идти на тренировку. Сами понимаете, что это была за работа. Но за границей никто за тобой не следит, ты сам полностью отвечаешь за собственную подготовку.

- А ритуалы какие-нибудь есть?

- Чаще футболисты предпочитают играть "на фарт" с щетиной, а я, наоборот, бреюсь. Как-то раз в Испании перед игрой не побрился, и мы получили 5 мячей в свои ворота. С тех пор традицию стараюсь соблюдать.

- Ты сейчас играешь в "Зените". Есть ли какое-то особое чувство или профессионалу все равно где играть?

- Когда только переходил сюда, ничего особенного не чувствовал. Но вот пожил какое-то время в Питере, вспомнил памятные для себя места, встретил школьных друзей. И уже начинаю ощущать себя дома.

- Питерские болельщики известны в стране особой аурой, которую они создают на "Петровском". Можно ли сказать, что здесь болеют лучше всех?

- Болеют в Питере действительно фантастически. Неплохо умеют это делать и в Самаре, хотя и не так организованно. "Петровский" мне напоминает по своей экспансивности Сарагосу. Когда во время разминки затягивают песню "Город над вольной Невой", мурашки бегут по коже. Здесь играешь сердцем.

- Между тем в прошлом сезоне, когда "Зенит" выбил "Крылья" в четвертьфинале Кубка, многие журналисты видели тебя в коридоре едва ли не со слезами на глазах, а осенью после календарного матча у тебя возник небольшой конфликт с трибунами.

- Где бы я ни играл, я всегда помню, что я - петербуржец. Но если я выступаю за какую-то команду, то для меня существуют только ее интересы. Допустим, приеду теперь в Самару, и уже болельщики "Крыльев" станут для меня соперниками на 90 минут. После игры - совсем другое дело. Кстати, не исключение и родители. Например, в 99-м году, когда я играл за "Динамо", отец приезжал в Москву и болел в финале Кубка России за "Зенит".

- Можно ли сказать, что справедливость восторжествовала и ты переехал по месту прописки?

- Вы будете смеяться, но прописан я в Москве, причем только с прошлого года. Анекдот какой-то - не играл в Питере никогда, в паспорте стояла прописка питерская. Сменил ее и сразу подписал контракт с "Зенитом"! Честно говоря, хотелось бы завершить карьеру в Петербурге. Рано, правда, об этом говорить, сколько смогу, столько и буду играть.

- Когда ты переходил в "Зенит", знал на что идешь? В этой команде сложно играть, причем именно из-за требовательности болельщиков. Кстати, на прописку многие из них смотрят в том числе. А тут еще в начале получил травму, не пошла игра, началось давление...

- Если помните, сначала я не очень стремился в "Зенит". Знал об отношении ко мне. Но потом втянулся. А что касается стартовых неудач... Я бы не стал все валить на травму, скорее дело было в непривычном для меня стиле игры, под который приходилось перестраиваться. Болельщики в Питере действительно непростые, но куда более дружелюбные, чем в московском "Динамо". Тот период, когда меня после каждой игры поливали грязью в центральных спортивных газетах (знаю точно, что были там и заказные материалы), мне не забыть никогда, и после него мне уже не страшно никакое давление. Прекрасно понимаю, почему там не получилось у Панова. "Динамо" - своеобразный клуб, и, считаю, только мастерство Виктора Прокопенко удерживает его в лидерах. Тогда мне было 22 года, хотелось бросить все и уехать куда глаза глядят. В итоге те испытания меня закалили. В Питере уже знал, что если буду, сжав зубы, работать и не обращать ни на что внимания, все со временем будет в порядке.

- У "Зенита" в первом круге был один "черный" день, связанный как раз с "Динамо".

- Сейчас вспоминаем эту игру с иронией. После матча мобильники отключили на неделю, не хотели никого видеть. Особенно убивался Чонтофальски - представляете, что он должен был чувствовать! Его купили за немалые деньги, а он пропустил 7 мячей. С одной стороны, ему надо было что-то ободряющее сказать, а с другой - все слова застревали в горле. В этой ситуации отлично повел себя президент клуба Виталий Мутко. После матча он пришел в раздевалку и спрашивает у оператора команды: "Ты матч снял?". Тот: "Да". - "Возьми эту кассету и сожги ее!" Это куда лучше, чем крики и штрафы. Нужно учесть, что происходит становление команды, от прошлогоднего основного состава остались только Малафеев, Спивак и Кержаков. Новичкам тоже необходимо время на адаптацию к новым партнерам, а некоторым, чехам, и к стране. В данной ситуации надо отдать должное нашему тренеру Петржеле. За полгода он сумел создать коллектив, объединенный общей идеей.

- С начала сезона ты проделал непростой путь - травма, неоднозначный настрой по отношению к вам болельщиков. И вот ты - капитан команды. Это накладывает на тебя особую ответственность?

- Начнем с того, что капитан у нас - Алексей Игонин, которого перед началом сезона выбрали ребята, а я пока, так скажем, исполняющий обязанности. А дополнительная ответственность, естественно, есть - я фактически должен помогать главному тренеру на поле. В этом вопросе у меня есть опыт, ведь в Самаре я тоже был капитаном, когда партнерами были такие опытные игроки, как Тихонов, Каряка, Бушманов, Пошкус...

- Ты говоришь об Игонине как о капитане. Но де-юре его уже нет в команде.

- Это так. Но пока он тренируется вместе с нами, и пусть у него не сложились отношения с главным тренером, но у меня с Алексеем проблем нет. Когда я только пришел в "Зенит", он мне очень помог адаптироваться, вместе с ним я занимался по индивидуальному плану, когда восстанавливался после травмы. За это время мы сдружились, я за него очень переживаю и желаю ему удачи.

- В конце мая "Зенит" достиг низшей точки падения, проиграв аутсайдеру в Элисте. Ты стал капитаном, получив под опеку целую группу молодых ребят из дубля, и команда постепенно начала восхождение.

- Думаю, переломным стал четвертьфинальный матч на Кубок премьер-лиги в Москве. Молодежь просто должна была поверить в себя, поверить в то, что им не страшен ни Титов, ни Ващук, что и их можно обыгрывать. Нам тогда немного повезло, что "Спартак", открыв счет, не забил второй мяч - Ващук попал в штангу. В противном случае команда могла и посыпаться. Но все обошлось, мы сравняли счет, и следующий матч во Владикавказе сложился куда проще. Уверен - даже если бы мы там проиграли, то все равно не упали бы.

- Тяжело с молодежью?

- Им надо закалять характер. Надо говорить не "им еще 19", а "им уже 19". Я в 18 лет отыграл отборочный матч чемпионата Европы за сборную, Кержаков рано начал играть за национальную команду. Но вообще наши ребята - молодцы. На тренировках пашут, да и "звездная болезнь", похоже, им не грозит.

- А у тебя она была?

- Еще какая! Казалось, что мне море по колено. То же самое было у Хохлова. Но в ЦСКА меня быстро поставили на место опытные Сергеев, Брошин. Сказали, что по большому счету я ничего не умею и должен начинать все с нуля.

- Достаточно темный период твоей карьеры - болгарский "Левски". В связи с ним о тебе ходят разные некрасивые истории, в частности, о частом посещении казино...

- Не лучшее было время. Я только развелся с женой, уехал из Испании, впал в какую-то полную апатию. Возникло желание даже завязать с футболом. Хорошо, правда, что его не осуществил. Все-таки "Левски" хоть и чемпион Болгарии, но уровень футбола в этой стране крайне низок.

- Мы не можем обойти стороной нашумевшую тему с вашим неучастием в матчах против "Крылышек"...

- Давайте так: "Российская газета" будет последней, с которой я об этом говорю. Я встречался с генеральным директором "Зенита" Ильей Черкасовым, и мы решили оставить эту тему до конца года и никак ее в прессе не комментировать. Различные слухи обо всем этом ходят уже с декабря, и мне вся история порядком надоела. Кто знает все подробности, тот знает. Кто не знает, пусть лучше остается в неведении. Может быть, я и не прав с юридической точки зрения, но с моральной я абсолютно не считаю себя виноватым. А разные имена я называть не хочу. Время, как известно, лечит. Кто знает, может, в конце года мы и забудем обо всем этом.

Дмитрий МАЛЬЦЕВ, Иван ЖИДКОВ. "Российская газета", 07.08.2003 г.